ПЕЧЕРСК


Зверинец

Зверинец

Ересь о Киеве, Петр Семилетов 2015

Глава 3

Зверинец

Некоторые воспоминания мои о Зверинце просочились в другие главы, здесь не буду повторять сказанное прежде.

Я жил на холмистом, зеленом да садовом Зверинце с рождения в 1977-м, и по 1999-й. Мыслями возвращаюсь туда часто, а телесно пару раз в год, на велике или метро. Доезжаю до станции «Дружбы Народов», поднимаюсь эскалатором и думаю, глядя на проносящихся мимо людей - а, я тоже здешний. И завидно, что они ходят по Зверинцу каждый день, обыденно.

Помню, отправился туда летом 2012-го на велике, с левого берега на правый. Как раз тогда купил себе дорожник «Аист» и навёрстывал упущенное с юности безвелосипедное время. Никем не узнанный, в велошлеме, будто невидимка, я зарулил в родной двор - некогда просторный, а ныне полный машин. Кроме автомобилей, почти всё то же.

Береза у скамейки рядом с мусорником, гнилой деревянный стол для игры в домино, всё тот же пьяница Н-ко, ничуть не изменившийся за десятилетия. Была там компания пьяниц. Однажды они сбросили с балкона труп сотоварища. Тело упало на дорожку между домом и каменной подпорной стеной.

Пятиэтажка номер 11-А на Бастионной. Рядом стоит такая же хрущовка под номером 11, однако по адресу Бастионного переулка, а ниже - дом 13 снова на Бастионной, «Арсеналь-ский», возведенный для рабочих этого завода. Наш же дом был смешанных ведомств, его строили в 1959-м сами арсеналь-цы (где трудился дед Шурик), с «Полиграфкниги» (бабушка Таня работала там переплетчицей, а потом контролером), и наверное доковцы, с Дерево-обрабатывающего комбината. Раз они потом в нем жили, то наверное и строили.

Весной 2014-го я поехал на Лукьяновку проведать бабушку, которую выписали из больницы после второго инсульта, настигшего ее в 89 лет. Сидели на солнечном балконе и беседовали. Я спросил, как строился дом на Бастионной, что там было, и она рассказала, что сначала была «гора», которая оползала. Привезли огромные валуны, разбили их, и камнем выложили подпорную стену, что теперь отделяет пространство между домом и палисадником, который забором граничит с ботаническим садом. В 1960-х вместо забора был ров.

Арсенальский дом и 11-й возвели позже нашего. На строительство 11-А, бабушка ездила, отработав смену на фабрике. Смешивала цемент, возила, выкладывала кирпичи. Звуковой файл передает мои вопросы и неторопливый бабушкин говорок.

- А Арсенальский дом уже стоял тогда?

- Нет. Арсенальский дом построили тогда, когда уже наш почти готов был.

- А что было на месте Арсенальского?

- А что было на месте Арсенальского - там был магазин, гастроном.

- А рядом, 11-й дом где?

- Не знаю, не помню.

- А что-то ходило на Бастионную тогда из транспорта?

- Ходил автобус сначала 62-й, потом уже провели троллейбус 14-й.

- А как ты добиралась на работу?

- Ехала 62-м до Бессарабки, а от Бессарабки ходил 9-й автобус, до Гарматной. Я ездила до Гарматной. На Гарматной выходила и, там немножко пройти.

- А какой еще транспорт ходил у нас?

- Тут ходил 16 трамвай, с Печерска572 и до площади Европейской. Потом, пустили троллейбус.

Такой разговор.

Три хрущовки - 13, 11, 11-А - расположились за кинотеатром «Слава», о котором я еще подробно расскажу. В наш переулок (адресно поделенный между улицей и собственно переулком) - а это длинный уступ на склоне - от улицы заезд, обсаженный сиренью. Справа вырос кооперативный дом о 9 этажах, а раньше, в шестидесятые, там стоял частный дом, где жил трубач. Он выходил на крыльцо и играл на трубе. Я этого не могу помнить, но мама рассказывала.

Чаще всего к дому 11-А ходили по Горке от Арсенальского дома:

Снимок 2003 года.

Дом 11-А - первый по счету в переулке, стоит под горой, сам на небольшом пригорке, как бы постаменте. На горе начинается ботанический сад, отделенный от придомового палисадника забором. А в постаменте спрятан подвал, где жильцы дома имеют каморки для хранения всяких овощей или барахла. У нас такая появилась в девяностых, когда верхние соседи, Шимберги, уехали в США или Израиль, и отдали подвальную кладовку нам.

За домом - тишина и вечная тень. Зелень под ветром колышется. Асфальтовая дорожка и каменная стена, чтобы гора не оползала. Вдоль стены бежит тропка, над нею обсаженный фруктовыми деревьями склон, наверху еще одна тропка мимо забора ботанического сада. Выходит к площадке. Там, дождливой ночью, на яблоньке около стола, где на гитарах играли, пили и гуляли, повесили мужчину, и до утра несильно раскачиваясь, мокнул он под ливнем.

Каменная стена в приближении к дому 11 переходит в бетонную. Мы там играли и лазали, хотя было наверное опасно. Затем начинаются, между домом 11 и ботсадом, выкопанные в холме погреба. Их череда прерывается частной усадьбой, от которой на 2015-й остались развалины. Такой глинобитный домик стоял, чуть ли не хата, с сараем, цветником, аккуратной оградой, калиткой. Жильцы оттуда съехали, кажется, в середине 90-х. Среди них был мальчик Тарас, мы иногда играли в ножички, войну, и как-то нашли в земле у цветника покореженную гильзу 1913 года.

Затем снова идут погреба и бугрится высоко местность Собачка, о ней я поведал в начале книги. Сейчас я описал, что за обоими домами. Теперь перед.

А перед 11-А обычный двор, две скамейки, детская площадка, мусорник и дальше, у Горки (тропинки с холма) - возле груши-дички несколько ржавых гаражей, по ним было здорово бегать, под ногами гудели. От детской площадки спускался крутой склон в Арсенальский двор.

Как-то зимой прорвало канализацию и вода залила этот склон до самого низа. Сплошной лед! Это же какая будет скорость, если на санках! Сел, поехал. Даже не успел сообразить, что рулить-тормозить не получается. Видел только, как неумолимо приближаюсь к толстенному клёну, там еще деревянный брус к его стволу тросом прикручен. Привет!

Я долбанулся передом санок в брус, меня бросило дальше, и время замедлилось. Санки сами по себе летят в одну сторону, я в другую, мир вращается. Вот наконец падаю левее. Плотный наст. У меня шапка-ушанка сбита на лицо. Думаю - ааа, голову себе проломил, всё, там вмятина в черепе. Да вроде нет. Не знаю. Растерянно подобрал санки, погнувшиеся в поперечном бампере. Полез наверх, по снежку, дома отошел.

На детской площадке я обычно игрался один, любил качаться на качелях под сгорбленной марелькой. Туда-сюда, и если сильный размах, то можно ногами захватиться за ветку и удержаться. Марельку посадила старушка, известная мне как «баба Фаня», хотя её звали вовсе не Фаня, и кажется, никто кроме меня её под этим именем не знал. У нее была внучка Алёна. Мы потом купили у этой бабы Фани внучкин велосипед, складной «Минск». Я поначалу уверял всех, что весит он сто

килограммов, и прокатался на нем много лет, пока не вырос.

Справа от площадки, через скамейку и березу, был мусорник. Сарай с окошком, туда опорожнялись вёдра. Контейнеры для мусора появились к концу 90-х, купно с первыми бомжами, что поначалу воспринималось дико. Советские люди по мусорникам еду себе не искали. От мусорника, и дальше к двору дома 11, уцелел осколок частного сектора, несколько дворов, до здания ПТУ и кинотеатра. Каждое утро кричал петух.

Двор дома 11 осенью усыпали орехи, росшие над ним. В номере 11 за домом палисадника не было, был перед ним, ухоженный, с деревянным заборчиком. Как приходила пора, весь асфальт усеивали орехи, яблоки. После развала Союза и кое-что другое. В одной квартире, на кухне, взорвали директора какой-то фабрики, и по двору валялись алые кусочки костей с мясом и слипшимися волосами. Это пришел капитализм, а мы жвачкам радовались.

2013 год. Заезд к домам 11, 11-А, 15. Слева - Арсенальский

дом.

2012 год. Вид оттуда вниз.

2012 год. И вверх, в сторону ботсада.

2012 год. Вид со двора дома 11 на двор и дом 11-А.

Вот первое отсюда парадное - моё. Справа - частные дома, уцелевший уголок, их на снимке не видно. Моего окна тоже, оно левее. Во глубине кадра - белая высотка - это дом 15, на пригорке, где некогда в частной усадьбе жил трубач.

2012 год. Вид со двора дома 11-А на двор и дом 11.

Слева - поворот к мусорнику. Впереди за хрущовкой 11 белеет Дом Художников (Бастионный переулок, 9). Бастионный переулок отходит от узенькой улицы Струтинского и по уступам заползает сюда.

2012 год. За домом 11-А.

Слева - мой прежний дом, справа - знаменитая подпорная стена и палисадник. Дальний балкон на 4-м этаже, оттуда я смотрел на шумящую чащу деревьев, дышал запахом сирени и цветущих вишень. Это сейчас его застеклили, а у нас был просто обитый клеенкой дощатый каркас. В глубине кадра, с пересветом, 11-й дом.

2012 год. За домом 11.

А это за домом 11. Сколько раз я тут, катаясь по кругу, проезжал на велике! Справа ступенечки ведут к погребам в склоне холма, а еще дальше и справа -отсюда не видно -развалины частного дома.

2012 год. Там же, но вид c другой стороны. Слева палисадник от частного домика.

2005 год. Развалины того частного домика.

Ну и вот, дальше шла Собачка, рядом с ней в глубоком овраге - Дом художников, где жили люди искусства, и потом улица Мичурина, бывшая Ломаковская, где у нас есть родственники, а дом их стоит еще с довоенных лет. Это про него Кузнецов в «Бабьем яру» писал: «На Зверинце жила тетя Оля с мужем. Они работали на «Арсенале» и эвакуировались с ним. Перед самой войной они построили домик на Зверинце».

Я же знал «тетю Олю» из романа уже как «бабу Олю», она умерла в 1993 году. Не раз бывал в том домике. А на чердаке там обитал домовой.

До строительства в 1950-х, от нынешнего перекрестка Бастионной, Струтинского, Билокур, под углом к Бастионной отделялась грунтовая прямая дорога, что шла по нынешнему ПТУ, за кинотеатром Славой (к северу), частной усадьбой, затем между будущими домами 11 и 11-А, и далее в ботсад. Сейчас если свернуть между домами, то справа от бетонной части подпорной стены - заход в небольшое удолье, овражек с погребами по обоим берегам. В нем-то и проходила дорога. В ботсаду она достигала точнехонько юго-западного угла остатков Зверинецкого форта.

На снимке ниже, 1958 года, виден еще пустой пригорок за кинотеатром «Слава», где вскоре возведут дома 11, 11-А, а ниже, почти вровень со «Славой» - 13-й Арсенальский.

Церковь на горизонте, в левой части фотографии - Ионинский монастырь. Переведите взгляд чуть ниже - светлый искомый пригорок. Еще ниже - кинотеатр. Церковь справа и террасы - это Братское кладбище для солдат, погибших в Первую мировую, да церковь при нем. Ныне там Институт проблем прочности.

На переднем плане полукругом стоит дом 2/1, построенный в 1952 году. Около него - «Пятачок», (он же «Яма»). Называется так потому, что напротив него склон холма (на снимке не видно), тоже полукругом, и в удолье образуется эдакий пятачок.

Это также и собирательное название почти всего просторного внутри квартала, который строился, кажется, пленными немцами и от полукруглого дома расходится с одной стороны вдоль Бастионной, с другой - Киквидзе, и ограничивается улицами Подвысоцкого и Катерины Билокур (ранее Евгении Бош). Там жилые, большей частью трехэтажные, дома стоят по периметру, а внутри заключаются пустыри, детская площадка, бомбоубежище, детский сад и поликлиника. На Пятачок за домом с аркой мы ходили часто, в магазины и на базарчик -вначале с грубой работы деревянными столами-прилавками без навесов, а потом уже под оными. Там продавали зелень, картошку, семечки.

Сейчас базарчик тоже сохранился и расширился, а вот магазины почти все изменили назначение. Да исчез ларек с квасом! Помимо кваса, в той части Пятачка, что ближе к Бастионной, была наливайка, куда, кроме забулдыг со всех окрестностей, нередко захаживал известный советский актер. За нею, в склоне, соорудили общественный туалет. Рядом наверх ведет каменная лестница с кривыми ступенями, сверху разбит сквер, в нем остались деревянные столбы электропередач.

Если сойти с лестницы и глядеть прямо на полукруглый дом с аркой, сквозь рынок, то магазины в восьмидесятых годах (в 1950-х там располагались еще столовая и телефонный узел) на первом этаже были следующие.

Вначале «Галантерея» со всякими нитками, иголками, парфюмерией, лентами. Дальше - «Хлеб», очень чистый и светлый магазин с самообслуживанием и кассой в конце отгороженного коридорчика, в котором и брался с полочек хлеб. Особенно вкусной была пшеничная, с полукруглым наростом над основной буханкой, «Паляныця». На стене там висел плакат со стихотворением:

Хлеб - не просто дар природы,

Хлеб - наш труд, не забывай!

Береги же наш народный,

Драгоценный каравай!

Я хорошо его запомнил, ибо часто видел. Кроме паляныци, мы покупали обычно черный «Украинский» хлеб и булочки. Я любил соленый «Рогалик закарпатский» по 6 копеек штука, и маленькие булочки по 3 копейки, сейчас их выпускают в пачках под названием «Малятко». Были еще очень вкусные диетические хлебцы, похожие на «Кирпичик», но меньше. Сейчас подобные тоже делают, из них сочится подозрительный жир. Еще в «Хлебном» на полках лежала мука, крупы и макароны.

После арки в доме, справа от нее, была «Кулинария» с разными полуфабрикатами вроде дрожжевого, слоеного теста, котлетами да пирожными. Мне нравились полосатые «уголки» по 15 копеек. Там чередовались слои с какао и обычные. А между ними повидло. Иногда мы покупали тесто, дома я лепил из него круглые пончики, а мама жарила их на сковородке.

Однажды я, тоже ребенком, делал варенье из лепестков роз. В розарии ботсада, набрал с роз лепестков и без всякого рецепта стал варить их в воде, набросав туда вволю сахару. Когда немного покипело, квартиру заполонил сладковатый дух, вызывавший тошноту. Я сразу выключил конфорку, вылил в раковину получившуюся жижу и на всю жизнь получил нетерпимость к запаху роз.

За «Кулинарией» был обычный гастроном. Всплывает в памяти, что кладу в кулёк бутылку с «Пепси», а поскольку ростом еще мал, то дно кулька на уровне пола, и бутылка разбилась. Кстати вранье, что в СССР не было «Пепси-колы». Из заграничных вод продавалась по лицензии «Пепси» и «Фанта».

Напротив гастронома будто в землю врос коренастый, одноэтажный магазин с мясом, рыбой и молоком. С краю от него, ближе к базару - киоск с квасом. Были такие, вроде грибов, и на шляпке большие буквы: «КВАС». В отличие от перевозных бочек, исчезавших с холодами, эти киоски стояли круглый год, но работали тоже в тепло. Чтобы квас лился, для вытеснения его из емкости, подключался баллон со сжиженным углекислым газом. Квасная же бочка лишена баллона, там кран торчит внизу, всё само льется.

С тыльной стороны дома с аркой, в подвальчике, находился пункт зарядки сифонов, туда выстраивалась очередь. Было такое дело - сифоны заряжать. Большой, на два-три литра сосуд с краном и рычагом наверху, заряжался сладкой газировкой. Нажимаешь рычаг - в стакан льется лимонад. Сиропы - на выбор. Или просто с пузырями. И вот мы с верха Бастионной ходили с этими сифонами на Пятачок и тащили их обратно, уже наполненные. Потом пункт зарядки прикрыли, оставался еще один в Гидропарке, мы ездили туда по крайней мере единожды с этой целью. В подвале же, кроме сифонов, заряжали еще чернилами стержни для авторучек.

На Пятачке и вокруг я часто катался на велике, то сам, то с пацанами со двора. Внутри Пятачка, в глубине квартала, много узких дорожек - грунтовых либо выложенных бетонными плитами. И пустыри, пустыри под деревьями.

В угловом доме на улице Белокур, возле перекрестка напротив 133-й школы, с одной стороны была почта, с другой книжный магазин. Почта существует поныне, а книжный сначала преобразовали в стрип-клуб, а потом во что-то еще. Вход в книжный сторожила скрипучая, на тяжкой пружине, дверь. Внутри всегда прохладно и пахло не бумагой, а лаком для мебели, что ли? Как войдешь, там направо, и слева от кассы приютился букинистический отдел, в его развалах я рылся более, чем обращал внимание на новые книги.

Помню, что взял там две книги Роберта Мерля - «Маль-вилль» и «Животное, наделенное разумом» (так и не прочитал), несколько брошюрных томиков серии «Литературные памятники» - «Фламандские легенды» Шарля де Костера с ужасной сказкой о Сире Галевине и каменном человечке, «Сага о Серги и Абенсераххах», и Томаса Лав Пикока (не осилил), зачитанный до дыр «Кортик» Рыбакова, самиздатовское «Собачье сердце» в синей «обложке работы Анникова», как гласила надпись.

В этом же книжном я стал собирать книги Салтыкова-Щедрина, которого открыл для себя в школе рассказом «Как один мужик двух генералов прокормил». Приобрел и «Сказания русского народа» Сахарова - с чего началось мое ранее

увлечение народным творчеством.

2013 год. Дом с почтой и уже без книжного.

Через проход от букинистического отдела в шкафу стояли книги на обмен - разные ценимые издания, кои можно было обменять на подобные. Сейчас ими забиты коробки с макулатурой на Петровке - Майн Рид, Буссенар, Пикуль, Фрейд. А когда началась Перестройка и появились разные кооперативные книги, их выставляли на продажу в том же шкафу, втридорога. Серии про Тарзана и прочее - ныне они занимают то же «почетное» место на Петровке, что и Майн Рид. А выменять «Всадника без головы» было ого-го! Издательство «Мир» замечательную серию про животных издавала, помню Даррелла мы выменяли, «Мою семью и других зверей».

Напротив книжного - моя школа, номер 133, трехэтажная, построенная в 1936 году. Во время Великой Отечественной войны немцы устроили в ней конюшню. При мне возвели второй корпус, а раньше на его месте были плодовый сад и небольшой стадион с дощатыми бортами. Зимой его заливали водой, устраивали каток. Туда ходили с коньками со всей округи. Тем, кто просто катался, сильно мешали отчаянные хоккеисты.

А напротив сада, через улицу, на другой стороне Струтин-ского, за заборами виднелось несколько приземистых хат -потом их снесли в пользу новых зданий близлежащего ПТУ. Струтинский, чьим именем названа улица, был рабочим Арсенала и похоронен на крутогорбом Зверинецком кладбище, подъем на которое - прямо внизу этой улицы, на бульваре Дружбы Народов.

Окрестности перекрестка Бастионной, Бастионного переулка и улицы Струтинского в середине 19 века слыли Солдатской слободкой. В то же время примерно на Пятачке было православное кладбище. И через речку Бусловку от него, по нынешней четной стороне улицы Киквидзе примерно от верха до ее половины, находилось Немецкое кладбище. Когда оба кладбища сгинули, я не знаю.

Заточенная в овраге от поворота к улице Мичурина, что резко сворачивает в сторону вверх, Струтинского сильно преобразилась еще во время, когда я жил на Бастионной. Выстроили эти новые корпуса школы и ПТУ, затем какой-то институт слева. Дольше продержался низ улицы, сейчас здоровенные здания. А прежде на четной стороне там в удолье, примыкая к холму с улицей Курганной, приютилась частная усадьба

- домик с приличным по размеру садом. В запустении она простояла, наверное, лет десять.

Рядом, но по нечетной стороне, в низком домике, в советское время работала автомастерская, за ней, еще через усадьбу (ныне снесена, там автозаправка), наверх к переулку Мичурина карабкалась лестница с бетонными ступенями, и дальше она же вела к повороту улицы Мичурина, где двор со Зверинецкими пещерами. При мне в них стали ходить ближе к концу 1990-х, и то сверху, через дыру в заборе ботсада. А так был обыкновенный домик с участком.

Но вернусь к школе. Моя дорога туда вспоминается не иначе как мимо цветущих вишен и свежевыкрашенной в зеленый цвет, копейного образа, ограды ПТУ. В районе было три школы - моя №133, неподалеку, на другой улице - №88 (построена к декабрю 1953 году), и внизу Тимирязевской, на пригорке

- пятая школа, с самолетом МИГ-17 на постаменте. Некогда окруженная частными домами, теперь эта школа соседствует с элитными новостройками, а напротив нее, в овраге за забором ботсада, протекает ручей. Над ним, сверху, на круче суглинного склона светлеет площадка, где растут стройные, с рыжими стволами, сосны.

Пятая школа с другой стороны выходит на улицу Буслов-скую, потому что гора сия именуется Бусовой или Бусловой, ниже лежит Бусово поле, и западнее, в коллекторе вдоль улицы Киквидзе, течет речка Бусловка, где в 19 веке водовозы со всего города набирали вкусную воду.

Бусловка названа, вероятно, по птице - у нас и в Беларуси «буслами» кличут аистов. Еще было слово «буслай» - гуляка, мот. Бусом также называли пыль. Буква «л» в источниках появляется да исчезает, и неясно, каков же корень - Бус или Бусл. А может и «буз». Буз, бузок - значит сирень.

А параллельно Бусловской улице идет Зверинецкая, еще одна магистраль Зверинца, до сих пор узкая как в старину, но из-за этой узости по ней опасно ехать на велосипеде, ибо автомобили занимают всю ширину. Обе улицы, проложенные некогда по частному сектору, теперь застраиваются небоскребами и странными домами, напоминающими хранилища золотых запасов и средневековые замки.

От гастронома в доме на Зверинецкой, 63, и до Печерского моста, коротким маршрутом ходил автобусик, из тех, что можно было встретить в сельской местности или какими предприятия возили людей на ведомственные базы отдыха. Он вёз сначала к разворотному кольцу возле главного входа в ботсад, и дальше чесал по прямой, по Бастионной, до остановки за Печерским мостом, где поворот к военкомату. Улица Каменева, вот. Там же была и конечная трамвая, от центра, а до революции трамвайная ветка доходила в ботанический сад, к нынешнему перекрестку перед спуском сиреневой аллеи. Я нарочно пешком гулял к остановке автобусика, чтобы прокатиться на нем и пешком же вернуться домой.

Классический Зверинец по улицам Ольшанской, Дубенской, Зверинецкой, Тимирязевской, короче говоря всем, что примыкали к ботсаду, был знаком мне не теперешними теремами, а раскинувшейся по склону тонкой сетью узеньких проулков и лесенок среди гнилых заборов, через которые лезла зелень садов и белели домики. Вдоль проулков, огибая кривые почтовые ящики, синие и ржавые, темными влажными полосами стекала вода из колонок. И катились, катились, чтобы сбиваться внизу в кучи - орехи, яблоки, сливы, лежали там вперемежку с коричневой и сырой прошлогодней листвой, прели. То был запах осени. Знай, ибо ушел отсюда этот дух.

Часть района вдоль Тимирязевской начала искажаться еще в девяностые. Покинутые одна за другой усадьбы разваливались на глазах. Ранней весной 1993-го я зашел в полуразрушенный дом и вытащил из обломков «Пиковую даму» издания 1938 года, размокшую от снега настолько, что я не мог расцепить страницы. Дома просушил, но бумага стала рваться, пришлось выбросить.


Назад----- Вперед







© Copyright 2013-2015

пишите нам: webfrontt@gmail.com

UA | RU