Колебание основ

Часть I

Колебание основ

Глава 1

Начало

Долгое время меня, как и большинство людей, не беспокоил вопрос возникновения Киева. Ведь ученые, следом за Нестором-летописцем, всё давно пояснили. Еще дошкольником я знал, что город основали Кий, Хорив, Щек и сестра их Лыбедь. Я представлял их себе именно такими, как потом увидел в 1982 году, когда город отмечал 1500-летие - медными скульптурами на лодье, у свежего Днепра в парке Примакова, что раскинулся вдоль набережной Днепра от моста Патона до Моста метро. Благообразные, похожие не первопечатника Ивана Федорова славяне-бородачи - кроме Лыбеди, конечно -с долгими волосами, взятыми в обручи.

Небольшая модель этого памятника в промежутках между похищениями стоит во дворе Художественной академии на улице Смирнова-Ласточкина. Она же Вознесенский спуск. Нынче трудно писать книги - улицы переименовывают туда-сюда, не уследишь. Здесь и далее придерживаюсь привычных мне старых названий, ибо не могу переписывать книгу согласно каждому новому решению городского совета! За исключением, когда новое название нравится мне больше.

Раньше, до конца восьмидесятых, в парке Примакова был песчаный пляж, у пляжа пристань-понтон, и плавал катер на противоположный берег - южную часть острова Гидропарка, тоже с пляжем.

А напротив парка Примакова разворачивался у моста Патона трамвай номер 5, под древними холмами с Лаврой и Аскольдовой могилой вдоль набережной до Красной, ныне Контрактовой, площади. Этот чудесный маршрут упразднили. Печатно обещали - временно, оказалось - навсегда. Сейчас рельсы на большей части пути остались, ржавеют, а вот трамвая нет. На моей памяти он был одновагонный, красный.

2008 год, на пятом маршруте трамвай «Татра» модели T3 или T4SU.

Кто не в курсе - трамвай ходил и по мосту Патона. Маршрут номер 27 длился от бульвара Перова до Дворца спорта, это 17,4 километра, что проезжалось чуть больше чем за час. А 35-й маршрут начинался на Березняках, был разворот там где сейчас высотки возле Русановского канала, ближе к железной дороге - а на правом берегу ехал до Центрального вокзала. Под Родиной-матерью, около моста Патона, был большой пересадочный узел. Одна ветка шла по Набережной Днепра, другая по мосту, и дальше тянулась мимо холма с музеем ВОВ и по улице Старонаводницкой, Клову и дальше в центр.

Сидишь себе да глядишь в окошко, а колеса гремят по рельсам, печка греется. В трамваях хорошо думается. Может потому, что ездят они старые, а автобусы да троллейбусы шуруют по городу бездушные современные, да еще с затемненными стеклами, будто заранее готовят человека к могиле.

В первом десятилетии нашего века, парк Примакова переименовали в Наводницкий и отчекрыжили от него кусок под аллею Славы миротворцев ООН. Не знаю, какое отношение имеют эти миротворцы к парку на берегу Днепра. Некогда тихий парк вдоль реки, с высокими тополями и яркими цветочными клумбами, сейчас застраивается культовыми сооружениями, а у берегов стоят плавучие рестораны. И едут, едут машины по аллеям.

В девяностых я часто гулял там с Бобиком, моей собакой. Мы спускались туда с холмов Зверинца, от Бастионной улицы.

Вот так выходишь утром из дому, а во дворе ни души, а тишина, и тепло - потому что весна и май начался. Проходишь через Собачку - крутой, продавленный глубокими ярами склон горы, весь поросший одичалыми садами. Вишня в белом цвету. Раньше тут были частные дома. Налево от Собачки обрыв с бетонной подпорной стеной, за нею топорщится из ямы белопанельный Дом художников.

Там обитали художники, а их мастерские глядели широкими окнами в самое небо на высотах последних этажей. Кроме прочих жил в доме том странный человек. Он бросал с балкона вещественные плоды раздумий в пакетах из плотной бумаги, перевязанных непременно шпагатом, эдакие бандерольки случайным прохожим.

Так уродство соседствовало с прекрасным - с иногда вдохновленными творцами, цветущими деревьями, и той сладковатой душистой смолой, которая сочится из узловищ в стволах вишен. Всё время забываю, как эта смола называется.

На Собачке две главные тропинки - верхняя вдоль забора ботсада (мы его называли «ботаника» или «боташа»), а нижняя примыкает к опорной стене. Еще две сохранившиеся служат подъемом, в начале и конце Собачки. По ним, особенно той, что близ родного двора, я любил кататься на санках.

Собачка, путь наверх, 26/10/2005.

Зимой, вечером уже, когда тишина стоит и небо светлое от снежных туч, а фиолетовый снег искрится золотом, летят санки вниз накатанным по тропе желобом, повторяя все изгибы обрыва, и не надо рулить и тормозить, только в конце ежели не успеваешь повернуть левее, продолжая ход в желобе, то выбрасывает тебя в приземистые вишни, почти кусты, причем санки в них застревают, а ты проваливаешься через ветки дальше. На верхней, посадочной площадке, у забора ботсада, растут орехи. Потом проезжаешь под грушами. И наконец -вишни!

А вот летом идешь по нижней тропинке, а из кустов высовывается сумасшедший с отверткой-заточкой. И потом исчезает, собаку увидав. А то еще находишь там же здоровенный разводной ключ, который по сей день исправно служит.

На Собачке было ровное место со спортивной площадкой, огороженной сетчатый забором. Туда, по террасам, оставшимся от прежних садов да огородов, поднималась лестничка из деревянных ступеней, переходившая в грунтовую дорожку. На площадке стояли даже футбольные ворота, а над нею, на возвышении по плечо человеку, таилась в тени сирени скамейка. Местные играли тут в футбол, выгуливали собак, а на лавке заседали любители поиграть на гитаре. В девяностые.

Теперь сгинули ступени лестницы, осталась от нее едва заметная тропка, поверх которой свалены деревья. Прежде внизу был свободный пятачок, где тоже тусовались собачники. Всё в буреломе.

Еще в конце девяностых, со спортплощадки украли футбольные ворота. Сначала одни, потом вторые. Затем, по мере удаления от социализма, исчезали покрывшиеся ржавчиной части ограды, глинистая полянка зарастала травой, ползла вниз зелень с пригорка, уже не сирень, а нечто совсем дикое.

Северная сторона Собачки выходит ко глубокому яру. На противоположном его берегу - остатки погребов. В начале 21 века в них жили беспризорные дети. Нынче погреба пришли в совсем удручающее состояние, а яр забросан мусором. Далее, еще выше по склону, начинается частный сектор на улице Мичурина - увы, всё более застраиваемый современными замками и крепостями. От прежних усадеб остались считанные единицы.

С Собачки мы с Бобиком сворачивали на Мичурина (бывшую Ломаковскую). Она тогда была очень мирная, с гнилыми, косой гармошкой, деревянными заборами. В гуще садов белели домики. Душу сирень обнимала, по весне! Летом на ходу вишню в рот отправил, водную колонку близ обочины покачал, горстью выпил студеной воды - и дальше. Редкий прохожий встретится.

Нынче там - терема и бетон, и должен вжиматься пеший человек в новокрепостную стену, чтобы не быть смазанным в месиво не то машиной, не то танком, принявшим облик автомобильный. Раньше название улицы вполне оправдывалось её зеленью - и наверное, были в садах сорта, выведенные самим Мичуриным. А рядом с теремами садов нет. Поставят эти кусты-пудели и наймут садовника, чтоб их подстригал. Барскому глазу приятно смотреть.

2006 год, улица Мичурина, впереди - перекресток с Пирятинским переулком.

Улица Мичурина идет по всему склону северного Зверинецкого холма, посередке его ската, вбирая в себя узкие улочки и переулки, лестницы и лестнички. Одинокая скамейка ближе к перекрестку с Пирятинской улицей наводила на мысль о каком-то редком автобусике, что мог здесь курсировать в давние времена, как 76-й маршрут по Зверинецкой, хотя крутизну гор на Мичурина, кажется, не сможет преодолеть ни один автобус, даже современный.

Не было и магазина, а только частные усадьбы, водяные колонки, просмоленные деревянные столбы, синие почтовые ящики на множество дверок, да две таксофонные будки. Одна, в начале Мичурина, около пересечения с улицей Струтинско-го, прославилась тем, что в ней укрылась от разозлившегося козла какая-то бабка. Козел всё же проник внутрь и бабка сдерживала его, ухватив за рога. Другая будка стояла подле перекрестка с Пирятинской.

2009 год, улица Пирятинская, впереди - перекресток с Мичурина.

Оттуда можно было свернуть на север, в сторону бульвара Дружбы Народов. Спускаешься по громадной лестнице -теперь так нельзя, улица Пирятинская прерывается посольством, и лестница прикреплена уже к нему. Внизу же, правее, в сырой ложбине холма был вкусный родник, слывший целебным. К нему в восьмидесятых-девяностых издалека приезжали с бидонами люди. Нынче там автозаправка. Существа из карбона и металла хотят пить горючее. Иди дальше, зверь из плоти. Купи себе воду в баночке.

Но лестницей я возвращался домой, а в парк Примакова двигался дальше по Мичурина, до самого его конца, где очень крутой спуск. Однажды я съехал с него, полностью заледеневшего, на санках. Здесь улица начала застраиваться новоделами раньше всего.

Вообще старые домики на Мичурина держалась долго. Я ходил по улице из года в год - ничего не менялось. Но вот одна из усадеб обезлюдела. Пустые висели меж яблонь качели. Стала врастать в землю калитка, за несколько лет одичал сад, хотя соседи пользоваться его плодами. Сам домик вначале сохранял жилой вид, а потом просела над входом крыша, треснули, принялись осыпаться стены - через отвалившуюся штукатуру проглядывала дранка, косая решетка из досочек. Этот единственный на улице выбывший из строя дом оказался предвестником грядущей волны таких угасаний с последующим пришествием новых хозяев. А те выкорчевывали сады, срывали части склона для умещения огромных фундаментов строящихся жилищ.

Не люблю больше бывать на Мичурина. Пусть остается в моей памяти какой была. В одном месте улица поворачивала и круто спускалась, там еще стоял справа деревянный дом -номер сорок? Ниже от перекрестка, где вдоль дороги вечно протекал ручеек, справа нисходит Землянская улица и одноименный переулок, напоминающие о местности Землянке, прозванной так по близости к Зверинецким пещерам, либо от земляных укреплений Зверинецкой же крепости, что некогда покрывала многоугольником валов половину нынешнего ботсада и сгинула окончательно при его строительстве.

Пещеры на моей памяти сначала были закрыты для посещений. Вход располагался в частной усадьбе. В семидесятые к нему приладили будку туалета, которую потом передвинули по просьбе археологов. В конце девяностых в пещеры начали водить паломников, через проем в заборе ботсада, сверху. Там был плоский участок, куда свозили торф - как понимаю, место дореволюционной церкви над пещерами - и вот за торфом проделали в ограде большую дырку, может даже с калиткой, уже не помню. Это потом уже подключился Ионинский монастырь и на месте частной усадьбы начали строить новую церковь над пещерами.

О Зверинецких пещерах. Известны всего две толковые работы о них, и те дореволюционные. Инженер и археолог Александр Дмитриевич Эртель1, крайне правый монархист, написал в 1913 году статью «Древние пещеры на Зверинце в Киеве», а киевский историк Иван Каманин год спустя - «Зверинецкие пещеры в Киеве»[20]. Каманин оглох после болезни, что повлияло на выбор рода деятельности - работу в Киевском центральном архиве древних актов. Много печатался в дореволюционных околоисторических изданиях под своей фамилией и псевдонимом А. Щуровский.

Каманина, согласно завещанию, в 1921 году похоронили в тех же Зверинецких пещерах - одна из стен его склепа, кирпичная, граничит с концом «Алтарной улицы».

Можно услышать и прочитать версию, что в пещерах обитали монахи Выдубицкого монастыря еще до его наземного устроения. На это нет никаких указаний.

Со Зверинецкими пещерами связана трагическая тайна. Вернее, много тайн. Достоверные же сведения о пещерах скудны. Постараюсь свести всё самое важное воедино.

Летописи и другие письменные источники про эти пещеры молчат. Вообще. Про пещеры узнали так - весной 1882 или 1883 года при обвале земли открылся ход. Подробности всплыли уже в начале 20 века, когда о событии тридцатилетней давности поведала восьмидесятилетняя Феодосия Матвеенкова, местная жительница. Каманин передает ее слова:

на рассвете одного дня, ровно 32 года назад, слышала гул провала земли и видела светлую радугу, которая упала на месте провала. В полдень того же дня сосед Матвеенковой, живописец Дмитрий Зайченко, с своим товарищем, возвращаясь из Свято-Троицкого монастыря, заметил провал. Они разрыли отверстие провала, и Зайченко спустился в образовавшуюся яму, где пробыл около 15 минут; при свете восковой свечи он обнаружил длинную пещеру, в которой, по его словам, было много человеческих голов, костей, неистлевших остатков монашеских поясов, четок, обуви и т.п.