ГРАФФИТИ И ВРЕМЯ ПОСТРОЙКИ СОФИЙСКОГО СОБОРА 2

Следовательно, обе рассмотренные даты указывают на раннее время закладки Софийского собора. Если считать, что после закладки его в 1017 г. Ярослав Мудрый смог начать строительство только в 1024 или в 1026 г., то время постройки составит около 11—13 лет.

Надпись «Спаси, господи, кагана нашего» (№ 13), открытая в северной наружной галерее, позволяет по-новому судить о времени сооружения галерей собора. Строительство наружных галерей, окружавших собор с трех сторон, долгое время относилось исследователями к концу XI или даже к началу XII в.151 В надписи о кагане — Святославе Ярославиче — о нем говорится как о живом, и тем самым дата достройки внешних галерей (во всяком случае северной) ограничивается 1076 г.— годом смерти князя152. Позднее этого года писать о Святославе Ярославиче как о живом было бы совершенно невозможно.

Другим важным вопросом, на который проливает свет исследование граффити, является вопрос о мастерах, строивших и украшавших Софийский собор в Киеве. Примером подобных находок является ктиторская надпись-граффито, обнаруженная в Преславе (Болгария) на развалинах Круглой церкви: «Церковь святого Иоанна делае... Павлом Хартофулаксом»153. К сожалению, в Софийском соборе подобной записи о его строителях не встречено, но зато обнаружен ряд граффити, имеющих прямое отношение к выполнению и датировке фресковой живописи. Эти находки тем более важны, что еще совсем недавно высказывались мнения о выполнении фресок собора чуть ли не в XII в., в лучшем случае это время растягивалось до 60-х годов XI в.154

Датированные граффити, выцарапанные на фресковой штукатурке, которая, как мы видели, наносилась практически одновременно с живописью, представляют весьма ценный материал для решения указанного вопроса. Оба приведенных выше мнения о времени выполнения фресок собора опровергаются находками датированных граффити 1032, 1042, 1052 и 1054 гг. Перечисленные эпиграфические памятники убедительно свидетельствуют о том, что центральное пятинефное ядро собора было расписано фресками и, вероятно, убрано мозаиками в 30-х годах XI в.155

Как известно, письменные источники уделяют весьма мало внимания художественной жизни древней Руси. В летописи и других источниках сохранилось всего несколько отрывочных известий о мастерах. Из них касаются Киева сообщение о мастерах «от грек», строивших Десятинную церковь, и рассказ Киево-Печерского патерика о мастерах, сооружавших Успенский собор Печерского монастыря. О Софийском соборе подобных известий нет, поэтому о мастерах, строивших и расписывавших его, можно было судить до сих пор только на основании искусствоведческого анализа памятника. В результате подобных исследований стало известно, что в строительстве и выполнении внутреннего убранства собора наряду с греческими принимали участие местные мастера156. Эти выводы существенно дополняются находкой в апсидной части Михайловского придела собора. Во время реставрации фресковой живописи в 1962 г. были расчищены остатки поздней масляной живописи в этой части собора. Под лучами так называемого «честного креста» XI в., изображенного на северной стене апсиды, была обнаружена греческая надпись, сделанная

К£ б\&7)[gov]    крупными буквами. Над

пись переводится так: «Господи, господи, помоги твоему рабу Георгию». Справа от нее под другим лучом креста тою же рукою сделана приписка, которая переводится: «Господи, помилуй». Запись состоит из четырех строк, написанных с помощью не очень острого предмета по сырой фресковой штукатурке. Надпись сделана на высоте 40 см от уровня древнего пола XI в. Почерк записи крупный, размеры букв колеблются от 3 до 8 см в высоту. При тщательном рассмотрении надписи выяснились интересные подробности. Фресковая краска темно-синего цвета, которой первоначально был покрыт фон вокруг креста, хорошо сохранилась только в рельефе букв надписи. В настоящее время фон фрески утрачен за исключением небольших фрагментов пигмента темносинего цвета, аналогичных сохранившимся в рельефе надписи157. Эта особенность и то, что запись сделана по сырой штукатурке, ее каноническая формула и местоположение в нижней части фресковой композиции дают основания считать, что это — подпись мастера-фресчиста, расписывавшего Михайловский придел во время строительства Софийского собора. Картину появления надписи можно представить себе примерно так. Во время выполнения фресковых росписей в апсиде Михайловского придела, когда на северную стену уже была нанесена штукатурка, главный мастер сделал по ней, как обычно, разметку будущих изображений. Остатки подобных разметок (графьи) известны по многим другим фрескам собора. В северо-западном углу апсиды мастер начертил «честной крест», под лучами которого обратной стороной кисти или каким-то инструментом для разметки изображений он сделал каноническую надпись, упомянув свое имя — Георгий. Справа от нее мастер написал начало примерно такой же формулы, предназначавшейся, вероятно, для подписей его помощников. При окончании росписи апсиды, что, учитывая особенности фресковой техники, должно было произойти в тот же день, обе надписи оказались закрашенными фоном изображения, краска которого заполнила их рельеф. Многие века надписи находились под фресковой живописью, а позже в XVIII — XIX вв. во время «поновлений» собора их закрасили еще не-

сколькими слоями масляйых красок. Эти поздние наслоения были сняты во время реставрационных работ.

Автора рассматриваемой надписи художника Георгия очень мало беспокоило то обстоятельство, что его надпись окажется закрытой фресковой живописью. Дело в том, что она предназначалась не для удостоверения личности или всеобщего обозрения, а фиксировала взаимоотношения автора росписи с богом. В этом смысле аналогиями к надписи могут служить граффити, обнаруженные на плинфе из кладки стен некоторых древнерусских сооружений, например, Десятинной церкви, где фигурирует та же формула «Господи, помози рабу своему...»158. Эта каноническая формула вслед за Византией приобрела широкое распространение на Руси в XI—XIV вв. Она встречается как в памятниках книжного письма, так и на предметах прикладного искусства, а также в граффити, печатях и т. д. Как полагают некоторые исследователи, эта формула вместе с именем автора имела в древности значение подписи. Однако встречается она преимущественно на предметах, имеющих какое-то отношение к церкви. Особенно любили делать подобные приписки в конце своего труда переписчики книг. Например, в Минее 1096 г. читаем: «Господи, помози рабу своему Георгию, аминь», в Савиной книге (XI в.):    «Помози,

господи, рабу своему Савью»159.

Еще более наглядно об этом же свидетельствуют подписи мастеров на донышках кратеров XII в. из Софии Новгородской: «Господи, помози рабу своему Фролови. Братило делал» и «Господи, помози рабу своему Константину. Коста делал»160.

Надпись на стене Софийского собора в Киеве сделана на греческом языке, возможно, родном языке автора, но это ни в коей мере не противоречит выводам историков искусства о том, что в сооружении и росписях Софийского собора принимали участие местные, киевские мастера и художники. За время от строительства Десятинной церкви до сооружения Софийского собора, надо полагать, уже появились опытные местные мастера, без помощи которых трудно представить себе возведение и украшение столь грандиозного здания.

В древнерусских письменных источниках есть известия, свидетельствующие об этом. Интересные сведения содержатся, например, в «Проложном сказании об освещении церкви Георгия перед вратами св. Софии». В нем говорится: «... се всхоте создати (Ярослав Мудрый. — С. В.) церковь в свое имя святого Георгия, да еже всхоте и створи; и яко начата здати ю, и не бе многа делатель у нея; и се видив князь, призва тиуна; почто не многа у церкве стражющих. Тиун же рече: понеже дело вла-стелское боятся люди труд подимше найма лишени будут. И рече княз: да аще тако есть, то аз сице створю. И повеле куны возити на телегах в комары златых врат, и возвестиша на торгу людем, да возмут кождо по ногате на день. И бысть множьство делающих. И тако вскоре конча церковь...»161.

Из приведенного отрывка видно, что участие местного населения в строительстве было весьма важным фактором, от которого зависел успех и особенно скорость возведения построек. Мастера, в данном случае, вероятно, подручные, приглашались на работу на киевском торгу, поэтому далеко ходить за ними и тем более ездить не приходилось.

Из киевских художников XI в. следует вспомнить видного мозаичиста и большого мастера-иконописца Алимпия, монаха Печерского монастыря. Согласно сообщению Киево-Печерского патерика, он помогал мастерам-грекам украшать мозаикой Успенский собор.

Открытая в Софийском соборе надпись художника-фресчиста Георгия имеет важное значение как первое письменное свидетельство об одном из исполнителей внутреннего убранства здания. К сожалению, тщательное обследование других помещений собора, где можно было бы ожидать подобных автографов, не дало положительных результатов. Это во многом объясняется очень плохой сохранностью или полной утратой фресковой штукатурки в тех местах, где могли быть такие надписи.

В последнее время обнаружен ряд надписей, сделанных художниками-фресчистами в Софии Новгородской. Среди них граффити мастера Стефана («Стефан писал егды псаху святую Софию») и его помощников — Микулы и Радка162. Но особенно интересны надписи середины XI в., обнаруженные в парусах северо-западного купола, выполненные в фресковой технике: «Георгий писал», «Сежир писал»163. Любопытна надпись с именем Георгия. Не тот ли это Георгий, который расписывал Софийский собор в Киеве и сделал запись в апсиде Михайловского придела? В пользу этого говорит не только совпадение имен и профессий, но и некоторые палеографические признаки, например, написание в имени Георгия в обоих случаях прос-

того О вместо «омеги». Кроме того, в записи из Софии Новгородской в имени Георгия употреблено I десятеричное, которым в XI в. на Руси пользовались главным образом при написании монограмм Христа.

Итак, мы рассмотрели примеры, раскрывающие важное значение софийских граффити как источника по истории и культуре Киевской Руси. Среди них записи, дополняющие летописные известия или содержащие интересные внелетопис-ные параллели к тексту летописи, граффити, относящиеся к истории славянской письменности и истории искусства, уточняющие дату постройки, время выполнения внутреннего убранства, сообщающие имена мастеров—строителей Софийского собора. Граффити проливают свет на социально-экономические вопросы, вопросы идеологии, торговой терминологии, княжеской титулатуры и т. д. Несомненно, важное значение имеют софийские граффити для ономастических исследований, для лингвистов, изучающих говоры древней Руси.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В Софийском соборе в Киеве было обнаружено 292 надписи и рисунка XI—XVII вв., в том числе надписей: XI в.— 27, XII в.-95, XIII-XIV вв.- 75, XV—XVII вв.—24, рисунков — 71. Больше всего оказалось надписей XII—XIII вв. и сравнительно мало записей XV—XVII вв. Подобное соотношение граффити нельзя объяснить только случайной сохранностью тех или иных хронологических групп надписей. Оно, несомненно, отражает исторические условия, в которых развивалась киевская письменность на протяжении веков.

Граффити обнаружены во всех помещениях собора: в центральном и поперечных нефах, алтарях, внутренних и внешних галереях, на хорах, в крещальне и других местах.

Стиль софийских граффити большей частью торжественный1. Бытовых надписей встречено сравнительно мало, и сосредоточены они главным образом в двух местах собора — апсидах Михайловского и Георгиевского приделов.

Среди граффити собора открыты наиболее ранние датированные древнерусские письменные памятники — надписи 1052 и 1054 гг., более древние, чем Тмутараканский камень 1068 г.Интересной является находка софийской азбуки, которая имеет важное значение для решения проблемы происхождения славянской, в частности восточнославянской, письменности. Вместе с договорами Руси с греками, вошедшими в летопись, и надписью X в. «Гороухща» из Гнездова она свидетельствует об употреблении письменности на Руси до официального введения христианства при князе Владимире.

В Софийском соборе среди граффити впервые были обнаружены две тематические группы, не известные ранее для подобных настенных надписей: записи летописного характера и записи, относящиеся к фрескам. К первой из них относятся надписи, которые по форме записи, языку и содержанию очень близки летописным. В них зафиксированы не только события, имевшие непосредственное отношение к митрополичьему Софийскому собору (поставление «владыки», приход в 1221 г. нового митрополита Никиты и др.), но и эпизоды общерусской политической жизни. Некоторые из таких надписей повторяют летописные известия (запись о смерти Ярослава Мудрого, о четырехлетием княжении Святослава Ярославича, о погребении Андрея-Всеволода Ярославича, о приходе Святополка Изяславича на княжение в Киев), другие сообщают о событиях, не вошедших в летопись (запись о мире на Желяни, прекратившем княжеские усобицы). Граффити упоминают также значительное число известных исторических лиц.

Второй группой ранее неизвестных граффити являются надписи, относящиеся к фрескам, тесно связанные с тематикой росписей собора. Подобные надписи сообщают названия композиций или отдельных персонажей. Большей частью это переводы греческих сопроводительных надписей (дипинти) при фресках. В других случаях обращения авторов граффити за помощью к изображенным на фресках святым. Особенно много таких надписей встречено на изображении Онуфрия в южной наружной галерее. Граффити этой группы особенно важны для историков древнерусского искусства, поскольку они раскрывают или уточняют часто неизвестные названия фресковых росписей. Благодаря граффити, относящимся к этой группе, удалось установить ряд названий однофигурных фресковых изображений: Онуфрия, Фоки, Артемия, Сомна, Анны, Стефана, Христины и др.

Большое распространение среди граффити XII в. получила известная в славянской археологии формула: «Господи, по-мози рабу своему...».

Другой довольно распространенной среди граффити собора формулой является: «Месяца... дня... преставися раб божий...», употребляющаяся в поминальных надписях. Краткая датировка с указанием только месяца и числа события, характерная для таких надписей, впервые встречена в записи о смерти епископа Луки Белгородского (1091 г.?). Она употребляется также и как стандартная формула датировки в памятных надписях. Так датированы граффити о мире на Желяни, о Бояновой земле, о приходе митрополита Никиты или поставлении «владыки».

Софийские граффити в основном написаны кирилловским письмом. Среди них встречено всего десять глаголических букв. Ни одной полностью сохранившейся глаголической надписи не обнаружено, что трудно объяснить простой случайностью.

Подавляющее большинство кирилловских записей позволяет считать, что авторы софийских граффити были знакомы с глаголическим письмом, но оно не играло заметной роли в письменности Киева. К таким же выводам относительно глаголической письменности пришли исследователи граффити Новгородской Софии.

Графика надписей XI в. мало отличается от соответствующих им по времени памятников книжного письма. Но к концу века в граффити появляются признаки делового письма, несколько скошенного вправо и не отличающегося тщательностью выписывания букв. Таким письмом написаны граффити о мире на Желяни, о приходе Святополка Изяславича, «княжо межи мостома», запись о грамматике и др.

В граффити конца XIII в. начинают сказываться особенности, присущие некоторым эпиграфическим памятникам, которые выражаются в употреблении архаичных букв. С этим явлением связано запаздывание эволюции начертаний многих букв граффити по сравнению с памятниками книжного письма. Указанная особенность известна графике новгородских берестяных грамот.

Судя по количеству и графике софийских граффити конца XIII в., на них мало отразилось татаро-монгольское нашествие, что противоречит известному тезису о совершенном замирании культурной жизни Киева в это время. Во второй половине XIII в. заметно изменяется содержание граффити — они приобретают все более узкоцерковный характер. Авторов в это время перестают интересовать общерусские вопросы. Все их внимание ограничивается фиксацией умерших лиц софийского клира. Подобное изменение тематики граффити, возможно, явилось результатом наступления периода феодальной раздробленности и татаро-монгольского нашествия на Русь.

Узкоцерковная тематика граффити сохраняется на протяжении всего XIV в. В XV в. количество граффити резко сократилось, что, по-видимому, связано с опустошительными набегами на Киев в 1416 и 1482 гг. крымских ханов Эдигея и Менгли-Гирея.

В XVI—XVII вв. количество граффити в соборе снова возрастает. Большинство из них — это памятные надписи о посещении собора, начинающиеся словами «был тут...», очень часто дополненные датой события со словом «року».

Подавляющее большинство софийских граффити является именными записями, в которых имя автора играет важную роль. Подобные надписи представляют особый интерес для антропонимических исследований. Кроме обычных христианских календарных имен в софийских граффити встречен ряд мирских славянских имен: Владимир, Святослав, Святополк, Олег, Всеволожа, Пищан, Путько, Жадко, Безуй, Жизнобуд, Вой-нята, Саетат (?) и др. Особый интерес представляет имя Бояна, встреченное в записи о Бояновой земле в виде притяжательного прилагательного — «Бояню».

В граффити собора наблюдается подражание графике книжного письма, что особенно заметно в употреблении сокращений и титл, букв с цифровым значением, окончаний числительных и т. д.

Содержание текстов напоминает канонические и литературные произведения, часто подобные летописи. Даже типично традиционные записи с формулами «Господи, помози рабу своему...» и «Преставися раб божий...» находят аналогии в рукописных памятниках.

Софийские граффити по содержанию несколько отличаются от новгородских граффити и берестяных грамот, в которых главное место занимает бытовая тематика. Объясняется это, как нам кажется, различным социальным составом авторов. Новгородские берестяные грамоты в своем большинстве писались горожанами, купцами, приказчиками, грамотными крестьянами, т. е. лицами, связанными с экономической жизнью города и Новгородской земли. Отсюда преобладание в берестяных грамотах бытовой тематики. Совсем другое дело с софийскими граффити.

Софийский собор — «русская митрополия»,— судя по летописным известиям, количеству и разнообразию обнаруженных в нем граффити, на протяжении веков находился в центре культурной жизни Киева и Руси. Еще при Ярославе Мудром в соборе находилось большое книгохранилище, велась переписка книг, делались переводы с иностранных языков. Поэтому нет ничего удивительного, что на стенах собора появились записи, сделанные лицами, не просто хорошо владевшими техникой письма, но и знавшими многие ухищрения, известные только писцам-профессионалам. Такие граффити, как софийская азбука, записи 1052 и 1054 гг., могли сделать лица из числа тех «писцов многих», которых в свое время Ярослав Мудрый привлек к культурно-просветительной деятельности. Надо полагать, что сыновья Ярослава в этом смысле продолжали его дело. При Святославе Ярославиче книгохранилище, основанное Ярославом при Софийском соборе, видимо, еще существовало. Об этом можно судить хотя бы на основании приписки писца Иоанна, который о Изборнике 1076 г. писал: «...избрано из мног книг княжих». При русской митрополии, несомненно, имелась канцелярия и архив, где хранились важные государственные документы: договоры, дарственные и духовные грамоты и т. д. Эти учреждения должны были обслуживаться лицами, хорошо знакомыми с письменностью, делопроизводством.

Значительный контингент лиц, хорошо знакомых с письменностью, представлял софийский клир при митрополите. Из записи о Бояновой земле становятся известными некоторые подробности о роли Софийского собора и его духовенства в экономической жизни Киева. Надпись свидетельствует, что софийские клирики, подобно их коллегам в епископиях, контролировали торговлю. «А перед святою Софиею, а перед попы...»— такова была в XI—XII вв. юридическая формула, подтверждавшая правильность совершенной торговой сделки.

Все сказанное о Софийском соборе свидетельствует, что значительная часть авторов граффити должна была вращаться в культурной среде, определявшейся деятельностью митрополии. На это указывает и социальный состав авторов, который удалось установить для 30 надписей на основании приписок к граффити. Первое место среди них занимают попы, затем — отроки, дьяки — писцы-профессионалы, монахи, купцы. Три надписи сделаны княжескими особами: Михаилом-Святопол-ком Изяславичем, его матерью Олисавой и Василием-Владимиром Всеволодовичем Мономахом. Одну надпись сделал княжеский мечник Василий. Четыре граффити написано женщинами: Олисавой, Агафией, Илиосавией (Елисавией?) и, может быть, еще одной женщиной, не назвавшей своего имени.

Авторов граффити можно разделить на две группы. К первой из них относятся лица, имевшие непосредственную связь с письменностью. Ими были представители софийского духовенства — попы, дьяки и служки, а также переписчики книг, художники-миниатюристы, княжеские чиновники. Эти авторы,

оторвавшись от своих повседневных занятий — чтения канони ческих текстов, переписки, переводов, художественного оформления книг, может быть, летописания, — пришли в Софийский собор и во время длительных церковных служб сделали на стенах записи по волновавшим их вопросам.

Начиная со второй половины XIII в. и далее в XIV в. среди граффити особенно чувствуется рука софийских клириков. Ими, несомненно, были сделаны надписи в алтарных частях собора, куда они имели свободный доступ. Лицами из окружения митрополитов-греков, по-видимому, были написаны граффити на греческом языке или древнерусские надписи с явными грецизмами (Димитриос, Онуфриос, Александрос и т. д.).

Другая группа авторов граффити состояла из лиц, для которых письменность не была обычным повседневным занятием. Они пользовались ею только от случая к случаю. Их записи не отличаются красотою почерка и грамотностью, но именно они представляют во многих случаях большой интерес для исследователей, являясь живым голосом народа. Подобные софийские граффити содержат в себе черты, позволяющие судить о диалектных особенностях речи автора. Они указывают на древнекиевский говор, вопрос о котором неоднократно затрагивался в трудах многих исследователей, но до сих пор, отчасти из-за недостатка памятников, не получил соответствующего освещения в науке.

Близость граффити к книжному письму нисколько не умаляет их ценности, так как они имеют некоторые особенности, присущие только этому виду письменных памятников. Главной отличительной чертой граффити, написанных на стенах зданий, является их хорошая локализация, чего нельзя сказать о памятниках книжной письменности. Отсюда вытекает важный вывод: открытые в Софийском соборе древнерусские граффити, за исключением нескольких, сделанных иногородними авторами (из Чернигова, Полоцка, Белгорода, Турова, Белой Вежи (?)), являются достоверными памятниками киевской письменности. Софийские граффити убедительно свидетельствуют о непрерывной традиции киевской письменности начиная с середины XI в. до XVII в. включительно. Периодом наивысшего расцвета письменности Киева, судя по граффити собора, был XI—XII вв. Письмо граффити этого времени близко известным памятникам книжной письменности, в первую очередь Остромирову евангелию и Изборникам 1073 и 1076 гг.

В XIII в. культура Киева, в том числе письменность, развивалась в новых экономических и политических условиях; продолжалась дальнейшая эволюция графики, постепенно изменялось содержание граффити. Даже опустошительное татаро-монгольское нашествие на Русь не смогло прервать письменную традицию Киева, остановить ее поступательное движение вперед.

Исследование средневековых граффити в одном из самых больших сооружений древней Руси — Софийском соборе в Киеве показало, что надписи на стенах древних зданий в своей совокупности являются важным историческим источником, существенно дополняющим наши сведения о различных сторонах жизни Киевской Руси. Граффити содержат информацию, ценную для историков, лингвистов, искусствоведов, историков права, архитекторов, т. е. всех тех, кто связан с изучением культурного наследия нашей страны.