ПЕЧЕРСК


В древнем Киеве

Страница 11

БОЛЬШОЕ ВЕЧЕ

Остатки разбитого половцами войска пробирались в Киев.

Шли тайными тропами, путаными дорогами, старались обойти врагов, которые, притаившись, поджидали русских то в густой траве, то в перелесках, то у изгибов реки.

Только завидит половчин воина, возвращающегося с Альты, как выскочит с гиком и посвистом из своей засады, набросит ему на шею аркан и потащит за собой полоняника. В помощь дикому хищнику мгновенно появляется орда его родичей, и тут уж русским людям, бредущим небольшими группами, а иногда и в одиночку, никак невозможно отбить товарища.

Ждаико и ещё один молодой воин поддерживали Мироиега, помогая ему итти. Как и остальные воины, уцелевшие на Альте, они возвращались в Киев.

Миронег ослабел от раны, он двигался с трудом, говорил хриплым голосом. Ему казалось, что стрела всё еще торчит у него в плече. А пуще боли мучила Мироиега мысль: «Что с Глебкой?» Последнее воспоминание: как его приёмный сын сцепился с половчином. Жив ли он. одолел ли половца или мёртвый лежит на берегу Альты?

Ждаико упрямо твердил: «Глебко жив, жив Глсбушко! Он догонит нас, а если нет, я провожу тебя и вернусь».

101

— Что же ты будешь здесь делать один?

Ждан не отвечал, а, напрягаясь из последних сил, тащил ослабевшего Миронега.

— Л где мой родной батя? Что с ним?

— Не видел я его; он должен быть с Онцифором...

— Не даст Онцифор погибнуть твоему отцу, — утешал Миронег Ждана.

Миронег со Жданом медленно подвигались вперёд, стараясь держаться поближе к берегу.

Вдруг Миронег заметил что-то у реки, поглядел, прищурившись, и сказал:

— Куда же подевались наши ладьи?! Неужто проклятые уничтожили все до единой? А вон погляди, Ждан ко, у тебя глаза зорче моих. Ты ничего не видишь там, на песке, у ветлы?

Ждан подошёл поближе к воде. Действительно, на берегу лежал опрокинутый чёлн, днищем вверх, около него валялись вёсла. Ждан перевернул чёлн и радостно воскликнул, что и уключины целы.

— Ну, вот теперь мы сможем поскорее вернуться в Киев!

Но только все подошли к лодке и стали усаживаться в неё, как услыхали какой-то подозрительный шорох и чей-то приглушённый голос. Кто там? Неужели подкрались хищники?! И в тот миг, когда спасение так близко, их захватят поганые — и всё погибло!

Ждан бережно усадил Миронега у невысокой сосенки, а сам остановился в мучительном ожидании. Из-за ствола кривой сосенки показался кто-то. Ждан в испуге схватился за ветку склонившейся в реку ивы. Ветка зашуршала и выскользнула из Жданкиных рук, обдав его брызгами воды.

— Тьфу! Что за чудище?!—Миронег сплюнул. Из гущи деревьев вышел человек с двумя головами.

— Не пугайтесь, братья! Это мы...

В это мгновение они увидели Офрема, а на плечах у пего сидел ученик его, Мичько.

— Что ты, Офрсмушка, своего унота 1 ровно малютку какого носишь?

— Проклятый половчин зарубил ему саблей ногу —

1 У и о т — ученик, подмастерье.

102

вот ом теперь и ходить не может! Да он стал, что пёрышко, лёгкий!

И действительно, Мичько был так худ, бледен и ростом даже будто поуменьшился. На вид ему можно было дать не больше десяти лет.

Кое-как все уселись в чёлн. Мичька уложили на дно и накрыли конской попоной, почему-то валявшейся на берегу. Офрем со Жданом сели на вёсла, взмахнули и поплыли. А когда выплыли в Днепр, вздохнули с облегчением. Теперь степняки не были им страшны.

Разговоры затихли. Путники ослабели, устали.

Раненые долго плыли по Днепру.

У Офрема были с собой сухари. Он их отдал Мичьке. Тот, насупив свои белёсые брови, молча грыз их.

Трудно было плыть вверх по течению. Обессиленные гребцы часто складывали вёсла. Чёлн относило в сторону. Тогда Ждан и Офрем снова делали усилие и снова принимались грести.

Хоть тяжко и медленно, но чёлн всё же подвигался вперёд. Наконец, на одиннадцатый день к вечеру пристали они к киевскому берегу. Было уже темно. С большой торговой площади нёсся глухой шум, точно рокотали волны разбушевавшегося Днепра.

Ждана занимала теперь одна забота — как доставить Миронега в его дом; итти пешком он был нс в состоянии, да и ослабел.

— Чем тебя подкрепить? Хоть бы добыть кусок хлеба!

— Что ты, малый! У меня ведь мошна-то пуста — и резаны не найдёшь!

Шедший впереди них какой-то человек обернулся на

103

эти слова н, узнав в путниках воинов, поглядел на них ласково и внимательно и сказал:

— Пойдём ко мне, я тут рядом живу, на Подоле. У моей хозяйки найдётся, чем накормить и напоить вас, родимые!

Но Миронегу хотелось поскорее повидать Олюньку, названную свою доченьку, и он торопился домой.

Офрем так же, как и Миронег, хотел скорее добраться до дому. Но как быть с Мичькой? Мттп он своими ногами не может; нести его опять на руках? Это старому Офре-му не под силу. Жданко сказал:

— Пойду поищу колу: у торговища всегда стоят повозки. ..

Ждан привёл двух возниц с колами; на одну колу гдвоём с Офремом они уложили больного Мнчьку, и лошадь с повозкой поплелась в гору к Офремову дому.

Па вторую повозку Ждан сел вместе с Миронегом, и они отправились к Софийским воротам. Тоской и болыо сжималось сердце Ждана при мысли, что он скажет Олюшке, когда она его спросит: «А где же брат мой, Глебу ш ко?»

Миронег молчал всю дорогу; от этого ещё больше тоска охватывала Ждана. Он всей душой рвался на торговую площадь, откуда неслись возбуждённые голоса и где он надеялся встретить Онцифора и узнать, что с его отцом, Петрил ой.

Но он обязан был доставить Миромега в его дом, передать его на попечение Олюшке и тем исполнить просьбу Глеба.

Когда Олюшка выскочила из дома, чтоб встретить родных, и узнала, что брат её Глебушко не вернулся с поля битвы, она бросилась к отцу и тут же, закрыв лицо руками, заплакала тоненьким детским голоском. От этого плача беспомощная мучительная боль охватила сердце Жданка: и жалость к осиротевшей Олюшке и усилившийся страх за Глеба.

Что с ним случилось? Неужели погиб его дружок! Нет, быть того не должно, быть того не может! — утешал сам себя Ждан. Он рвался на торговую площадь, где шло вече. Туда должны были прибыть бежавшие с Альты воины. Там, верил он, находится Опцифор.

Когда Ждан прибежал на торговище, он не узнал знакомого места. Неужели это та самая площадь, на которой

104

по пятницам стоят лари и прилавки, где между рядами ларей толпятся люди, снуют разносчики с лотками и жбанами на плечах, где бойкие мальчишки шныряют в толпе и навязывают покупателям разную мелочь?

Нет, ничто сейчас на площади не напоминает мирного торговища. Теперь всё здесь необычно. Горят смоляные факелы. Ветер раздувает их темпожёлтое пламя. Смола потрескивает, роняя на землю жирные огненные капли. Люди вокруг шумят, волнуются. В общем гуле Жданко не может разобрать, чего хочет толпа. Дрожащее пламя факелов освещает внезапно возникающие перед глазами Ждана то обросшее волосами лицо какого-то старика, то мускулистую руку, потрясающую рогатиной, то горящие воодушевлением юные глаза.

Жданко знал, чувствовал, что Онцнфор должен быть здесь, в этой толпе, он искал его, но не мог найти среди множества чужих, незнакомых лиц. Вдруг чьи-то руки обхватывают его. Ждан оборачивается, видит — родимый батюшка, Петрило, перед ним.

У Ждана дух перехватило, он даже слов не умеет найти, чтобы выразить свою радость. Батя здоров, силь-нёхонек. Вот счастье-то!

Тут Ждан заметил, что толпа, среди которой он только что стоял, отхлынула от него, устремилась куда-то в сторону. Люди тащили факелы; они с факелами в руках окружили возвышение, откуда обычно в торговые дни раздавались слова бирюча, читавшего указы князя.

Теперь здесь стоял Онцнфор.

Сердце Ждана радостно забилось, когда он увидел своего учителя. Это был не тот весёлый, насмешливый и добродушный мастер, которого он так хорошо знал; теперь эго был совсем другой человек. Таким, каким Ждан узнал его в битве на Альте, а сейчас на вече, он казался Ждану ещё роднее. Глаза его метали молнии, а гопос, подобно грому, разносился по всей торговой площади.

— Братья! — гремел Онцифор. — Идите на гору, зовите тысяцкого, тащите на вече Косиячка, бегите за ним. Пусть держит ответ перед вечем, пусть расскажет всему народу, как он сражался за нашу русскую землю. Пусть расскажет всем нам, которые бросили дома своп и пашни, жён и детей, пусть покается, злодей и убийца, как он защищал русскую землю и русских людей.

105

— А кого он убил, что ты называешь его убийцей? — прерывая речь Онцифора, закричал чей-то дерзкий голос.

— «А кого убил?» — вопрошаешь ты. Он убил доблестных русских воинов! Не для того поставил его князь начальствовать над войском, чтоб он скрылся с поля битвы при первом звуке стрелы из половецкого стана. Он не уследил за бродом, не поставил сторожей, он допустил, чтобы враги зашли в наш тыл и перебили чуть не половину всего русского войска. Братья! Зовите его на суд народа, тащите силой; если не идёт добром, гоните палками!

Кто-то из толпы сказал, что давно уже отправились посланцы за Коснячком.

— Что же медлит наш тысяцкий! Убегать с поля битвы — на это он скор, а как ответ держать — так медлит!

— Не худо бы и князя нашего, Изяслава, киевского, позвать на вече!

Это выкрикнул стоявший у помоста знакомец Ждан-ка — мастер по бронзе. Он говорил далее: — Не худо бы спросить нашего великого князя, знал ли он, кому доверил начальствование над войском, знал ли он, какой трус его Коснячок. Не худо бы спросить у Изяслава, куда он сам так быстро ускакал, оставив войско без начальника. В Киев примчался отдыхать на пуховиках от трудов воинских!

— А ты откуда знаешь, что не ранен сейчас, может быть, на смертном одре лежит наш князь? А ты хулу ца невинного возводишь!

Никто не обратил внимания на эти слова, а мастер по бронзе, старый Жданкин знакомец, стоял уже на возвышении вместо Онцифора:

— Не худо бы спросить Изяслава, за что он запрятал князя Вссслава полоцкого, обманом захватил его и, ровно лиходея какого, с двумя малыми сынами, держит в порубе. 1 А будь нашим князем на месте Изяслава Всеслав,

1 П о р у б — тюрьма.

106

не бросил бы он войска своего, не случилось бы на Альте того, что допустили князь и Коснячок.

— А самый-то главный лиходей и есть твой Все-слав! — закричал в ярости неизвестный и метнул в глаза Жданкина знакомца взгляд, полный ненависти.

Тогда тот соскочил с помоста, на котором стоял, и схватил неизвестного за ворот:

— Послушай! А кто ты сам будешь, что за князей и бояр заступаешься? Не из тех ли ты, что на горе подле княжеского терема свои хоромы построил?

— Брось его! — сказал Онцифор. — Разве по одёжке не видишь, что он простой человек, глуп только!

Мастер по бронзе выпустил из рук дерзкого молодца, а тот тотчас пропал в толпе.

— Куда же он делся? Зачем выпустили, не худо бы получше разглядеть молодца! — раздавались недовольные голоса в толпе.

— Эх ты, мастер именитый, Онцифор! По одёжке судишь! Долго ли переодеться! Надобно на руки его поглядеть. По рукам всегда отличишь смерда от боярина.

— А ну-ка, молодец, протяни, покажи, каковы твои руки! — закричал Онцифор, но никто не откликнулся. Молодца и в помине не было, он исчез так же внезапно, как и появился.

Долго еще шумело вече, поджидая Коснячка и Изя-слава, но никто из них не появлялся.

— Братья! — снова загремел голос Онцифора. —-Бежим на гору к Когняч-ку, к Изяславу в гости. Вызволим из поруба нашего князя Всеслава. Освободим из неволи!

— На гору! На гору! — пронеслось в толпе, и все бывшие на вече ринулись наверх, туда, где жили князь и его бояре.

С факелами в руках, с рогатинами и топорами бежали наверх грозные, возбуждённые люди.

«На гору, на гору!» — этот клич пронёсся по всему Подолу, где жили _ д тп сам кто б древоделы и тесляры, мостники и ПЛОТ- дешь, ЧТо за бояр ники. Люди вскакивали со своих лавок заступаешься!

107

полуодетые, они хватали топоры и дреколья, палицы и рогатины, всё, что попадалось под руку, и бежали вслед за Онцифором и мастером по бронзе. Едва переводя дух, опрокидывая по пути лавки и лари, не успевая прикрыть двери своих домов, они стремились всё вперёд, наверх.

Подобно эху, долго еще по Подолу раздавался призывный клич: «На гору! На гору!»

v

ИА ГОРЕ

Жданко бежал рядом с Онцифором, опасаясь, чтобы ему не отстать от своего мастера, чтоб не потерять его из виду. Иногда мелькала мысль о Глебке, сожаление о том, что нет вместе с ним его друга.

Кто-то сунул в руку Ждана светец с зажатой между двумя железными стерженьками горящей лучиной. От быстрого бега огонь то разгорался, то затухал при сильном порыве ветра.

Теперь всё внимание Ждана сосредоточивалось на том, чтобы нс дать потухнуть лучине, чтоб дорога перед Онцифором была ярко освещена. Ждан не прислушивался к тому, что говорилось в бежавшей наверх толпе. До слуха долетали только отдельные слова: имена Кос-иячка, Изяслава, упоминался и князь Всеслав, заключённый в поруб.

Онцифор иногда останавливался, тяжело переводя дыхание и поджидая отстававших. Не все, как Онцифор, бежали по дороге, иные просто карабкались на гору. Песок со щебнем осыпался под ногами, ноги скользили, а руками люди цеплялись за камни, за кустарники, просто за землю, но всё лезли и лезли вперёд.

Чей-то терем на самой верхушке горы был ярко освещён.

109

— То княжеский дворец, — сказал Онцифор. — Пирует, небось, со своими мужами, не чует, что незваные гости собрались к нему...

— А может быть, и чует и готовится к встрече,— сказал из темноты чей-то голос. — Думаешь, не было на вече соглядатаев?

— Братья! — покрывая шум и гомон толпы, закричал Онцифор. — Прежде всего спрашивать с Коснячка! К Коснячку на двор! К Коснячку!

— К Коснячку! — повторили люди, что были около Онцифора; отзывались и те, что'только еще поднимались на гору.

Уже стояла громадная толпа у дубовых ворот Косняч-ковых хором, но не было видно огня ни во дворе, ни в доме. Тихо было и темно. Палками и кулаками стучали в ворота. Испуганный голос спросил:

— Что надобно?

— Коснячок надобен! Пусть сейчас же выходит к нам! — кричали Онцифор и стоявшие вблизи него киевские горожане.

— Нету Коснячка! Ушёл! — ответил тот же голос из-за ворот.

— Куда ушёл? Зачем? Не ведал разве, что ответ ему надо держать?

Онцифор ударил рогатиной в ворота, а кто-то, стоявший рядом с ним, выхватил топор и со всего размаху врезался в воротный столб.

— Не круши добро боярское! Сейчас отопру!

Чьи-то ноги затопали по двору. Через короткое время

загремел засов и ворота распахнулись. В воротах стоял перепуганный и бледный, как полотно, старый человек с лысым черепом и длинной, остроконечной, совсем седой бородой:

— Да я вам честью говорю, — скрылся Коснячок со всеми своими близкими, скрылся. Я один остался в дому — стар я, слаб, ни на что не годен.

ПО

— Куда скрылся?

— Не ведаю.

Рядом с Онцифором вырос Ждапкин знакомец — мастер по бронзе. Теперь он обратился к толпе:

— Идём, братья, к порубу— освободим тех, кого несправедливо заключил Изяслав.

— К порубу! К порубу!— закричала толпа.

— Вы идите, братья, куда лежит ваш путь, а мой — к княжескому терему! Кто со мной идёт?!

Князь слушает Оицифора. И толпа разделилась на

двое: одна часть, во главе с Онцифором, направилась к ярко освещённому терему, другая — к порубу.

Хоть и празднично выглядел издали княжеский дворец с широко раскрытыми окнами, откуда лились яркие полосы света, однако не для праздничного пира собрались в гриднице князь Изяслав с братом своим Святославом, с дружинниками и со знатными мужами. Тревожно было в княжеских хоромах. Дошли сюда слухи о бурном вече на большом торговище. Знали уже здесь, что огромная толпа горожан стучит в ворота Коснячка, что ищут тысяцкого киевляне, что, не найдя его, побежали к порубу освобождать заключённых. Всё то было ведомо князю, но он считал, что не посмеют смерды и простая чадь — городские люди — пойти против его воли. Княжеские мужи и дружинники не были, однако, спокойны.

Не один раз подходили они к князю и повторяли, что направились горожане к порубу, а в порубе сидит Всеслав...

Князь не хотел слушать слов своих дружинников, он подошёл к раскрытому окну.

— Мы еще будем биться с ними!

111

Что нужно, людне? — спросил он толпу.

Тогда вышел вперёд Онцифор. Глаза великого князя и простого киевского мастера встретились, и князь опустив свои глаза.

Онцифор заговорил.

— Княже! Я пришёл с Альты! Всё видел своими очами; слыхал своими ушами стоны и вопли тех, кого избивали и калечили проклятые половцы. Наше войско разбито! Стыд! Позор!

В толпе, окружавшей Онцифора, раздался глухой одобрительный рокот. Князь стоял молча, не поднимая глаз.

Онцифор продолжал:

— Не для того говорю тебе укоризненные слова, чтоб вызвать твой гнев! Нет, кияже! Не хочу больше поминать о том, что было на Альте! Ты сам это знаешь. Но Альтой не окончилась половецкая гроза! Известно ли тебе, что половцы продолжают бесчинствовать, что русскому человеку невозможно дышать на своей родной земле? Не можно того терпеть, княже?

Ждаико рядом с Петрилой стояли около Онцифора. Жданко чувствовал, как замирает его сердце от боли, от гнева и от гордости за своего мастера.

— Княже, — продолжал между тем Онцифор. — Мы хотим, мы еще будем биться с ними, только выдай нам оружие, дай нам коней!

Теперь глухой рокот прошёл по княжеской гриднице. Жданко разобрал, что говорили в гриднице:

— Дай им оружие — сами тогда че уцелеем. Это будет похуже половцев!

В это время в гридницу вошёл молодой дружинник г богатом одеянии. Лицо его показалось знакомым и Онцифору, и Ждану, и другим киевским людям, окружавшим Онцифора. Жданко вспомнил — эго был тот самый человек, который на вече вступился за Коснячка и за Изяслава.

— Что тебе, Туки? — спросил князь и отошёл от окна. Туки — так звали брата приближённого к князю боярина Чуди на. Туки сказал громко князю:

— Люди взвыли, — а тихо он прибавил: — Пошли сказать, чтоб покрепче стерегли Всеслава...

В толпе, за окном, нарастал глухой рокот, всё громче, всё явственнее.

112

— Коснячок убежал, а князь нам ничего не отвечает. Князь боится дать нам оружие. Не лучше ли нам, братья, добыть другого князя!

Этот ропот достиг ушей княжеских дружинников, II всё упорнее и настойчивее они советовали ему убить Всеслава.

— Пошли к нему своих мужей — верных тебе дружинников, пусть подзовут его к окошку, мы проткнём его мечом, и ты избавишься от страшной опасности. Не будет в живых твоего соперника, твоего врага!

Чего боялись княжеские дружинники, то и случилось! В тот час, когда Изяслав стоял в нерешительности посреди своей гридницы, люди киевские ворвались в поруб, освобождая заключённых. Они сломали двери и в той темнице, где сидел Всеслав с двумя своими сынами.

В толпе говорили:

— Вот тот князь, который нам нужен! Он прогонит половцев с русской земли! Вот наш настоящий князь!

Ночь кончалась, звёзды погасли, занималась заря. Изяслав не дождался того часа, когда киевляне, подхватив под руки нового князя, освобождённого ими, пошли на княжеский двор. До рассвета он с братом своим Святославом ускакали прочь из Киева.


Назад Вперед







© Copyright 2013-2015

пишите нам: webfrontt@gmail.com

UA | RU